Говорят, если хочешь чего-то достичь в жизни, стоит вспомнить свои детские мечты и прислушаться к ним. Ведь именно тогда, в детстве, мы ещё можем позволить себе быть настоящими, жить Настоящим. Потом мы начинаем надевать на себя маски, одну за другой, и примерно годам к тридцати вся эта многослойная конструкция превращается в прочное решетчатое забрало. Создается иллюзия, будто бы оно защищает нас от опасностей мира и что никакие злые стрелы теперь не повредят улыбке, хорошо запрятанной под разноцветными слоями. Но на самом деле это забрало прирастает к лицу, и снять его становится почти невозможно. Остается ли что-то настоящее там, за огромным количеством масок? Это не всегда можно понять. Мы начинаем жить кто Прошлым, кто Будущим: кто-то бесконечно вязнет в сожалениях о прожитых днях, кто-то стремится к недостижимым целям, и наше здесь-и-сейчас совершенно теряется из виду. Да к тому же иллюзия защиты, намертво приросшая к лицу с потерявшими блеск глазами, еще и резко сужает область обзора, мешает смотреть по сторонам в поисках счастья. А счастье, быть может, уже тут - совсем рядом, стоит только руку протянуть.

Но есть пространство, где мы всегда можем вплотную приблизиться к нашим мечтам - это пространство наших сновидений. Там живут самые сокровенные желания, о которых, проснувшись, мы можем даже не догадываться. Сновидения стучатся нам в душу, словно говорят: «Хей! Услышь нас! Мы хотим кое-что сообщить тебе!».

Именно в этом мире, в мире снов и желаний, живут и множатся возможности. Там, глубоко в Бессознательном,  словно сказочные цветы вырастают наши потаенные таланты. Они тянутся к солнышку, чуть приоткрывают бутоны и, как бы вдруг, проснувшись мы обнаруживаем в себе силы сделать нечто важное.

Потом, когда вдруг нам попадается какой-то Знак или случается важная Встреча, мы удивляемся: откуда это странное ощущение дежа-вю? Может, это повторение чего-то из прошлой жизни? Может, это просто уже было когда-то и забылось? Может, просто какой-то сбой в памяти? Но нет. Это всего лишь голос наших возможностей обращается к нам и шепчет: «Обрати внимание… Здесь что-то важное для тебя, не упусти свой шанс прислушаться и понять…»

Лето. Радужное наваждение

Эмми стояла возле Казанского собора, в самом центре Петербурга, и размышляла о том, куда бы двинуться дальше. Жара стояла невыносимая, и от нее хотелось спрятаться. Куда угодно! Вернуться домой или укрыться в любом кафе, спрятаться за плотными шторами и выпить чаю со льдом или съесть порцию клубничного сорбета… Ах, как было бы хорошо! Но это потом. Сначала прогулка.

Два часа в день нужно было честно отходить пешком. Эмми обещала самой себе быть хорошей девочкой: правильно и вовремя есть, ежедневно гулять и иногда звонить друзьям. И встречаться с ними, хотя бы изредка.

За последние полгода Эмми совсем одичала. После развода с мужем ей было долго не прийти в себя. Шок после фразы «Давай разведемся» сменился долгими неделями болезненного самообвинения, потом черной полосой обиды, очень злой и невыносимо горячей. А когда прошел и этот период, Эмми впала в какое-то сумеречное, туманное состояние. Она могла днями не выходить из дома. Желания куда-то пойти просто не было, а повод тоже не подворачивался: Эмми работала вэб-программистом, все заказы получала через Интернет, а зарплата приходила на электронную карту. Зачем же выходить за порог квартиры? Еду она поначалу заказывала через электронный магазин. Разве что иногда выползала с кем-то из подружек до ближайшей кофейни, только ради пары шариков любимого клубничного сорбета. Но и сорбет вскоре словно утратил свой вкус. Потом Эмми и вовсе стала забывать поесть. Еще чуть позже она стала забывать и попить. Когда это стало сказываться на самочувствии, её вдруг осенило, что еще чуть-чуть и будет совсем плохо.  Вернее, будет уже не плохо, а… вообще ничего не будет. Еще немножко такой «жизни», и организм просто не справится, ресурсы на исходе. На долю секунды Эмми вдруг очень захотелось, чтобы случилось то, что и должно было случиться: смерть могла бы поставить точку в этом вязком, тягучем движении от ушедшего счастья в никуда. Вкус к жизни иссяк, как будто русло надежд и желаний просто пересохло, вокруг осталась лишь пустыня - из тоски, с послевкусием обиды и вины. Но потом оказалось, что плохое самочувствие было вызвано не только обезвоживанием и тоской: Эмми с удивлением узнала, что ждет ребенка.

Эта новость повергла ее в новый шок. Бывший муж уже успел уехать в другую страну и там начать успешную карьеру и счастливую совместную жизнь с какой-то молоденькой девушкой. Периодически их довольные физиономии мелькали в фотоальбомах друзей ВКонтакте, и Эмми это ранило в самое сердце. Он так счастлив и беззаботен, а Эмми теперь предстояло сделать выбор между жизнью и смертью, но уже не только за себя. Решать нужно было за двоих. Для Эмми смерть представлялась вполне желанным состоянием, ей казалось, что это избавило бы ее от надоевшей серой пустоты, в которой она жила вот уже почти три месяца.

Но ребенок-то чем виноват? Если уж он уютно устроился в животе и твердо намерен родиться, то есть ли у кого-то право отбирать у него эту возможность? Обрывать его жизнь, которая, быть может, будет куда более счастливой и наполненной смыслом, чем жизнь его матери? Эмми сочла, что такого права у нее нет. Пора наполнять свою жизнь новыми смыслами, потому что ребенку нужна любящая, счастливая и здоровая мама.

Еще какое-то время она сомневалась, сможет ли быть хорошей матерью и вырастить счастливого ребенка, будучи сама не особенно счастлива? Есть ли у нее право подвергать малыша такому непростому испытанию? Поток этих мыслей был прерван самим малышом. Он со всей силы двинул Эмми пяткой в живот, так что она наконец смогла заметить шевеление внутри. В тот миг она инстинктивно положила руку на свой еще почти плоский живот и ей показалось, что мир вокруг остановился. Вернее, не остановился, а закружился вокруг этой самой точки, будто бы маленькая пяточка внутри живота была центром притяжения всего, что существует на свете. И тогда сумрак в душе чудесным образом рассеялся, на сердце стало тепло-тепло, как будто в жизни Эмми включился свет. Малыш своей крошечной пяточкой, видимо, случайно щелкнул выключателем. А может быть, вовсе и не случайно.

И вот тогда Эмми дала себе слово, что будет «вести себя хорошо». Хорошо и вкусно есть, подолгу гулять, наслаждаться жизнью и откладывать деньги на первые три года жизни ребенка. Она была настроена решительно и гуляла теперь в любую погоду, хотя бы по два часа в день. Питер, как ему и полагается, развлекал ее многообразием погодных явлений: то градом посреди цветущего мая, то оглушительными раскатами грома в жаркие белые ночи, то ливнями, обрушивающимися на город так внезапно и мощно, что Нева в очередной раз вышла из берегов, а по стрелке Васильевского острова, там где обычно прохаживаются влюбленные парочки и молодожены, теперь впору было гонять на водных мотоциклах. Ливень закончился как раз вчера, а сегодня снова наступила жара, удушливая и влажная.

Эмми постояла еще немного возле Казанского собора, взвешивая свои силы. Если пройтись еще немного, не будет ли уже слишком? Полезно ли малышу гулять в такую погоду? Солнце беспощадно поджаривало крыши и асфальт, попутно окрашивая кожу всегда бледных петербуржцев в разные цвета - от ярко-красного до темно-коричневого. Как там ребенок в животе, комфортно ли ему? Ей показалось, что малыш легонько пошевелился, словно ободряя Эмми: «Не дрейфь, мам, со мной всё отлично!». Она улыбнулась и медленно зашагала в сторону Стрелки. Ей вдруг стало ужасно интересно: схлынула ли уже вода после наводнения или спуск всё еще затоплен?

Она прошлась по раздражающе шумному Невскому, перешла дорогу и вышла на Дворцовую площадь. Там вовсю шла подготовка к празднику «Алые паруса». День выпускников школ всегда праздновался в городе с большим размахом, и в этот раз готовилось что-то грандиозное. В телевизионной рекламе даже говорили что-то про участие в шоу знаменитого цирка Дю Солейль. На площади стояло какое-то устройство, напоминающее подъемный кран, и на его стреле болталось нечто похожее на люстру.

«Вот это да!» - подумала Эмми. - Они что, и потолок делать будут?». Заглядевшись на эту странную конструкцию, она зацепилась сандалией за булыжник и чуть не потеряла равновесие. Испуганно охнув, Эмми развела руки в стороны, словно канатоходец в цирке, и левой ладонью задела проходившего мимо молодого человека лет 25-ти.

- Ой, простите, - смущенно выговорила она и тут же спрятала руки в большие карманы на свободной тунике.

- Да ничего, - улыбнулся молодой человек, на секунду заглянул ей в глаза, остановился, словно хотел сказать что-то, а потом торопливо зашагал дальше.

Эмми остановилась и посмотрела ему вслед. Симпатичный какой парень: высокий, темные чуть волнистые волосы, открытый взгляд, ярко голубые глаза и красивая улыбка. Он уже шел в сторону Эрмитажа, рубашка белым пятном светилась на фоне зеленых стен здания, а у Эмми перед глазами всё ещё стояло его лицо. Красавцем не назовешь, но весьма и весьма привлекательный молодой человек. Эмми вздохнула: кому, интересно, такое вот счастье достанется?

Мимо проехала маленькая девочка на роликах, за ней еле поспевала ее мама, в туфлях, правда без каблуков. Девочка озорно хохотала, а мама тревожно наблюдала за каждым ее движением. Потом по площади степенно проехалась карета, в которую были впряжены две усталые старые лошади. Эмми показалось, что одна из них полностью слепая - лошадь совсем не открывала глаза и двигалась неровным шагом. Эмми прошла мимо и задержалась на минуту у фонтана. Посреди городского шума и зноя тут был маленький уголок тенистого уюта. Эмми посидела на скамейке, понежилась в тени деревьев и послушала, как играет на флейте маленький паренек. Мелодия была тихой и чистой, она словно убаюкивала и звала куда-то за собой.

От фонтана до Стрелки оставалось совсем немножко - только пройтись через мост, уже украшенный ко Дню выпускников разноцветными флагами.